Хоть в стихах нельзя ругаться матом,
Эта жизнь один сплошной пиздец.
Стал бомжом, родившись дипломатом
И ответа требует истец.
Может быть в лесу глухом, косматом
Заблудился чей-нибудь отец,
Тоже ведь хотел быть космонавтом,
А теперь невидимый боец.
Глупые сражаются за правду,
Умные садятся на стакан
На иглу, на транки, на браваду
А душа молчит как истукан.
Но когда уже петля маячит,
Или инквизиторский костер,
Сердце заколотится, как мячик,
Засияет солнечный простор.
И какой-то встречный, понимая,
Сам тебе протянет сто рублей - 
Хочешь, съешь три свежих каравая,
Хочешь, просто холодно пропей.

От дурости, по беспричинности,
А может, даже и со зла
Я опрокину мрак чернильницы
На плоскость белого стола.
И расползется клякса черная
Неимоверным миражом
И будет утка запеченная 
Лежать, проткнутая ножом.
А я, макая в "Вермут" кисточку,
( по-моему, из колонка)
На синюю бумагу чистую
Понарисую облака.
Они плывут с полынным запахом
,Они, по-моему, пьяны
И на лице чужом, заплаканном
Глаза огромной глубины. 
  

Как скучно одними словами
Сомненье свое выражать
И зонтики над головами 
В дождливую даль провожать,
Не чувствовать собственной власти,
Всю жизнь превратить в тарарам
И с чаем восточные сласти
Как скучно жевать по утрам.



***
Устать от конопли, от резеды,-
Бежать, бежать, куда-нибудь в Саратов,
Упасть в декоративные цветы,
Жевать их стебли, корни им царапать,
Устать и от дождя, и от жары.
Лететь, лететь куда-нибудь на Вегу,
И пламени воздушные шары
Держать на нитке маленького ветра…





***
Качаюсь в кресле
И греюсь, греюсь…
Мы все воскресли
Из грезной грязи.
Из грязи – в князи.
Из князя – в Кузю.
И нету связи.
-Все в общий узел
Бесполый узел
Заверчен круто,
Никто не узнан, 
А ты откуда?
Идешь ты на звон,
Глядишь на купол,
Собою назван,
Никем не куплен.
Всем ставят цены,
Отводят в ясли.
Откуда целый?
Откуда ясный?
Открой мне плечи
Скажи : «До встречи…»
Электропечи
Готовят уток…
Электросвечи
Встречают утро
На ветках елок…
И сахар-пудру
Стряхнут с клеенок 
Домохозяйки,
Чтоб стало чисто,
А стало зябко…
Часы и числа,
Перемежаясь, перемещались
И сокращались – к нулю сводились.
И все друг к другу опять прижались.
И – утвердились,
И – насладились.
И – зажужжала электробритва:
Побрит хозяин,
Чтоб чисто было.
Но стало – страшно.
А чисто было,
Когда хозяин ходил небритым…



Егор Путилов
Интервью с Юлей (лето2007г.).
Я не знаю, что такое – поэт. Ремесленник или творец… 
Творчество – такой-же труд, как и любой другой. 
И постоянно тяжелый и неблагодарный. Ведь водителя трамвая
 редко считают чудиком или человеком не от мира сего.
 А поэта – довольно часто. Ведь когда слесарь, как человек непубличный,
 уходит в запой, или не выходит на работу –  это замечают только
 сослуживцы или родные. Ему могут простить прогулы. А если что-то неблаговидное…
  Ну, в глазах этих… обывателей... Если это делает личность творческая, более или менее известная,
 то этот поступок со скоростью звука (света) получает широкую огласку. 
Обрастает слухами, преувеличенными до нельзя.
 Если поэт прекратил на некоторое время писать – в силу отсутствия вдохновения, 
или просто не хочет в данный момент демонстрировать написанное, 
то самые безликие и беспонтовые «собратья» по литературе
 первые разорутся на весь свет. Дескать, он исписался, спился, деградировал.
 Да вы сами козлы.
-Нормальный литературный люд, не поедающий друг-друга,
 всегда был неофициозным братством. Это люди, способные учить и учиться,
 слышать и любить друг-друга. Я рада, что мое нарядное детство
 прошло среди друзей моей матери – поэтессы Жанны Зыряновой. Это были – ПОЭТЫ. 
Удивительно добрый, глубокий, лиричный Александр Иваныч Денисенко, 
патриот ушедших старинных слов,умный, гипнотически притягивающий слух 
Иван Афанасьевич Овчинников. Несущий незнакомую в то время в Н-ске культуру,интеллект
 и поэтическую виртуозность Анатолий Владимирович Маковский… Интереснейший поэт 
Степаненко… Николай Шипилов. Это были друзья моей матери. Я слышала их споры,
 я слушала их стихи. Сейчас это называют «сибирской школой поэзии».
 Тогда никого из них практически не печатали. Печатали только «придворных» поэтов.
 А наши жили общением друг с другом! Пили вино, подпевали 
песням Шипилова, влюблялись, расставались, обменивались книгами,
 делились последним. Я выросла среди них, и поэтому 
не могла стать никем другим. 
-Мои стихи всегда имели популярность.
 Среди филологов, преступников, неформалов. Они бегали за мной 
со своими стихами, писали письма, брали автографы, всячески пытались дружить…
 Я смело делаю вывод – я интересна своему народу.
 Зато совершенно неинтересна бюрократам, чиновникам и зажравшейся 
администрации. Как от литературы, так и от городского «бизнеса». 
Я к этому привыкла, и даже рада. 
-Как сказал поэт Лимонов: «Я-поэт.
 Я пишу стихи для народа. Я работаю.» Может, я не точно цитирую…
 Но подписываюсь – 
P.S. Я терпеть не могу межсезонье. Грязь, слякоть нагнетает дурное настроение.
 А надежда, что все потеплеет – не тает,как этот снег.
 И не растает, как строчки моих любимых и дорогих товарищей 
(как говорил Л.И. Брежнев). О каждом из них можно написать книгу. 
А газетная площадь не позволяет. Да я их просто перечислю – через запятую.
 Изящный Слава Михайлов, вечно панкующий Саша Вапилов, уходящий в 
прошлое нафталиновый Дима Радкевич, философски-отвязанный лирический
 Глеб Дмитриев, автор нежных песен Андрюшка Нагорный… 
 Но все равно, с Димой Истоминым не сравнится никто. Пока.